Флёрдоранжевый вдох (С. Силова)
Флёрдоранжевый вдох
Снежана Ляшкевич
Французская революция убедительно показала – проигрывают те, кто теряет голову. Ежи Лец
Десятикилограммовая тыква весело улыбалась зубастым ртом. Её оранжево-зеленоватая кожица, нежно и тщательно натёртая Мартой подсолнечным маслом, бликовала тёплыми лучами. Позднее утро было свежим и прозрачным. Золото каштана стучалось в окно разлапистыми листьями. Синицы распевали рулады на карнизе. Со двора доносились соседские пересуды, шуршание шин и детский смех. Бабье лето затянулось, подпирая ноябрь крепким, крестьянским плечом, окутанным студёным рассветом и жарким полднем.
- Посмотри, какая красавица получилась, – Марта с любовью оглядывала собственную работу. – Ну, просто… душенька!
- Хорошо, что папа не слышит… - Себастьен осторожно сгребал в кучу, размазанные по столешнице тыквенные внутренности.
Марта хмыкнула – сын был прав. Своего мужа она с юности звала Душенька – так уж повелось, и подобное сравнение его бы явно озадачило.
- Нам тоже надо собираться… Отец, скорее всего, уже проголосовал. Скоро вернётся домой и непременно найдёт для тебя какое-нибудь занятие. А я очень хочу, чтобы ты поглядел, как проходит процесс голосования – урны для бюллетеней, там, кабинки… и всё такое. Знаешь, в детстве мои родители как-то взяли меня с собой на избирательный участок. Это бы настоящий праздник. Детское воображение потрясли бархатные шторы и буфет с обилием сладостей. Кормили тогда на убой… и поили, кстати, тоже. Где-то даже фотография с тех времён осталась. Кто-то щёлкнул. Я на ней в светло-серой шубке, в белой шапочке из пуха с длинными ушками, в унтах, вышитых бисером… Что поделаешь – Якутия, морозы: тебе такие и не снились – тридцать, сорок градусов, а то и пятьдесят… И надпись на обратной стороне: «Иду голосовать!»… Прислони ведро к краю стола. Смотри, не урони…
- Мне тоже любопытно, - Себастьен крепко держал мусорное ведро, пока Марта сгребала со стола в недра голубого пакета оранжевые волокна и семечки. – А меня пустят?
- Что значит - пустят? Ты же мой ребёнок… Пусть только попробуют не пустить… А вечером мы зажжём свечи, я приготовлю пирог и тыквенную кашу…
- А правда, что вместе с Хэллоуином зима приходит?
- Истинная правда… Специально наблюдала – с 31-го октября краски природы начинают бледнеть и угасать, пока земля совсем не заснёт глубоким зимним сном. По поверьям считается, что в эту ночь порталы между мирами открываются и в наш мир просачиваются эльфы и феи…
- Ну, это разве страшно? Это весело! – Себастьен уже обмывал ладони.
- Весело? Не знаю… Вместе с феями и эльфами вырываются на свободу духи зимы – холодные и грозные. Их объятия сулят смерть путнику. А потому, - Марта понизила голос, - в ночь на 1-ое ноября лучше сидеть дома от греха подальше.
- Ты серьёзно? – Себастьен перестал улыбаться.
Марта утвердительно кивнула:
- Ещё бы… - вытирая руки полотенцем. – Защекочут до смерти! – она неожиданно притянула Себастьена к груди, тормоша и смеясь.
- Ну, вот… всегда так, - Себастьен, отфыркиваясь и задыхаясь, наконец-то с трудом вырвался из материнских тисков и притворно надулся. – Я серьёзно спрашиваю, а ты всё шутишь…
- Так… Давай-ка пошевеливайся… - Марта вдруг заторопилась. - Хватит тут копошиться. Пора…
- Пора, пора, протумбера… или как их там – протуберанцы, об этом пишут все иностранцы! – подхватил Себастьен, громко декламируя любимого с детства Давида Самойлова.
Они подошли к парадному школы, куда Себастьен с вынужденной регулярностью протаптывал незатейливую тропу вот уже семь лет. Привычные гимназические двери были распахнуты настежь. Горожане толпились у входа, стайками теснились у школьного крыльца. Фойе было залито солнечным светом. Прямо у входа знакомая тётенька из школьной столовой торговала горячими ватрушками, пиццей и булками с повидлом. Длинные столы комиссаров избирательной комиссии тянулись коричневым жгутом вдоль окон. Обратная сторона, примыкавшая к решётке гардероба, была прикрыта кабинами для голосования с плотно задёрнутыми шторками. Прозрачные урны из плексигласа для бюллетеней привлекали не только любопытные детские взгляды, но и настороженные лица наблюдателей от различных партий. Марта краем глаза уловила бритоголовых детин, облачённых в костюмы и галстуки, которые вовсе не подходили к широким скулам и мощным кулакам. Таким булаву бы в руки, а не партийный билет. Но, судя по всему, Марта ошибалась – детины чувствовали себя на участке вполне по-домашнему, и даже более того – выглядели хозяевами положения. Они с Себастьеном подошли к столу, над которым офисный лист был испещрён названиями улиц и номеров домов, где они отыскали и свои координаты. Марта вручила Себастьену паспорт – попробуй сам - и милая дама, улыбаясь с пониманием, занесла в списки Мартину фамилию, выдавая Себастьену пару бюллетеней. Взявшись за руки, они почти подошли к кабине, когда грубый мужской голос остановил их у самых занавесок:
- Нельзя! Не положено!
Марта удивлённо приподняла бровь:
- Вы ко мне обращаетесь? – сзади возник один из избиркомовских громил с бело-голубой повязкой на рукаве.
- К вам. В кабине нельзя находиться сразу двум… - детина осёкся: он, верно, хотел сказать… «человекам», но слово звучало как-то удивительно. – Сразу двум… нельзя… не положено…
- Это мой сын, - Марта непроизвольно распрямила плечи и чуть приподняла подбородок - такую стойку она занимала всегда, готовясь к обороне. – И он пойдёт со мной.
- Не положено, - детина перегородил своими шкафообразными плечами солнечный свет.
Марта вдруг ощутила себя хрупкой и беззащитной, но от этого, как крохотный и отважный чиахуахуа, ещё больше напряглась. В глазах вспыхнул огонёк, которого всегда побаивался Себастьен. Подросток сжался, отступая за материнское плечо, интуитивно чувствуя, что дяденьке не поздоровится.
К кабинке уже спешила миниатюрная дамочка в строгом сером костюме:
- Что случилось, Коля?
- Не положено двум… - Коля опять осёкся.
- Хотелось продемонстрировать сыну, что такое демократические выборы… - Марта чуть склонила голову к плечу - взгляд её был ясен и невинен.
Дамочка натянуто улыбнулась:
- Пропусти… Детям можно вместе с родителями.
…В кабинке было сумрачно. Сквозь занавески пробивались тонкие лучики света. В них клубились мириады микроскопических пылинок.
- Держи… - Марта протянула Себастьену ручку. – Я покажу тебе, где нужно ставить галочку... Надо было купить оранжевую ленту в ЦУМе. Тогда было бы совсем весело.
- А почему вдвоём в кабинку нельзя? – Себастьен тревожно поглядел на мать.
- А потому что кто-то очень сильно хочет выиграть выборы… Но это мы ещё поглядим… - она ткнула пальцем в бюллетень. – Вот здесь… и здесь.
- А мы за кого голосуем? – Себастьен осторожно вывел два острых уголка в нужной графе.
- За тех, кто должен победить. Просто обязан.
- Вас слушают… - Мартин голос был сух – трубка высветила незнакомый номер.
- Привет, - по растянутым интонациям Марта сразу признала Аришу.
- Ой, привет, дорогой мой… А почему с другого номера?
- Да я у мамы сейчас… Дай, думаю, позвоню. Сто лет не виделись.
- Точно, сто лет… Когда вернулись?
- Вчера к вечеру… Вот звоню полюбопытствовать… Ты же знаешь, когда мы в Крыму, то отрезаны от всего мира – ничего не знаем, ничего не видим, ничего не читаем: ТВ - нет, интернета - нет… Что, собственно, происходит? У нас такие дебаты под окнами…
- …Даже не знаю. Хоть намекни, на какой ты стороне, чтобы я могла сориентироваться. А то нас тут всех размело по разным баррикадам…
- Даже так!.. Да мы с Караваевым ещё, собственно, не определились…
- Ну, тогда в двух словах… Все наши поддерживают «Партию регионов». Еленка с Антоном – без возражений, потому что Еленка, если помнишь, пару лет назад работала в штабе Кольчугина, а он в Раде нынче представляет блок бело-голубых. Еленка сохранила о том времени очень тёплые воспоминания, и для неё - мнение Кольчугина основополагающее. Маргаритка также однозначно настроена, потому что Женя стал членом «Партии регионов» и будет на избирательном участке 21-го ноября наблюдателем. Ясно, что Маргаритка во всём поддержит своего мужа. На Ташину позицию очень влияет настрой Маргаритки и Жени, а Сашка с Петром двумя руками за Януковича, словно он – единственный луч света в тёмном царстве…
- Понятно… ну, а ты?
- Я… - Марта запнулась и отчего-то заговорщицки понизила голос. – Я – за оранжевых…
- Почему? – Ариша громко дышала в трубку.
- …Понимаешь, Душенька говорит, что единственная надежда – это «Наша Украина».
- Почему?
- Ну, во-первых, ты знаешь, кто такой Янукович? Мы об этом и не догадывались вовсе, а он, оказывается… в тюрьме сидел.
- Как это? Он же премьер!
- Сама не пойму. Говорят, что о данном факте его биографии замалчивали. Душенька в интернете вычитал. С одной стороны, пишут о силе воле человека, способного преодолеть преступное прошлое. С другой - о мафиозных структурах во власти…
- Вот это да… Надо Караваеву срочно рассказать. А во-вторых?
- А, во-вторых, «Наша Украина» склонна интегрировать страну в Европу. Меня это привлекает и вполне устраивает.
- Но ты же русская… - Ариша осеклась.
- А разве это клеймо? – Марта хмыкнула. - Разве русские не хотят жить доходнее, свободнее и стать частью европейского самоуправления? Забавное утверждение. Я считаю себя членом гражданского общества, а не представителем национального меньшинства. Хотя сейчас эти вопросы постоянно муссируются. Ты погляди, что с прессой происходит! Страну искусственно делят на два враждебных лагеря. Новости смотреть невозможно – сплошная ложь. Только интернет и спасает… Больно слышать, как российские СМИ отзываются об Украине. И это мне – любящей Якутию, восхищающейся Москвой. Представляешь, каково Душеньке? Он-то у нас украинец с польской кровью. В России был один раз на экскурсии в подростковом возрасте – с классом ездил. И вообще, мне здесь очень одиноко. Мало кто из знакомых разделяет нашу точку зрения. Душенька рассказывает, что у него на работе все стены завешаны портретами регионалов, а столы завалены буклетами и календарями, словно вопрос уже давно решён. В кабинетах мужики постоянно дебатируют. Говорят, весь юг голосует за «Партию регионов». Так что тех, кто из другой песочницы, по пальцам можно пересчитать. И если выиграют, то точно пересчитают. Знаешь, как страшно…
- Я всё поняла… - Ариша явно занервничала. – Надо с Караваевым срочно поговорить. Я позвоню ещё. Целую…
21-го ноября на избирательный участок Марта явилась уже без Себастьена – что зря ребёнка травмировать. Фойе школы было переполнено. Граждане выстраивались в очередь у нужного стола, ожидая своего часа. Все кабины были перманентно заняты, и приходилось терпеливо ждать, когда освободиться очередное местечко для волеизъявления. Разгорячённая Марта вывалилась из тёмных занавесок и почти с мстительным выражением лица опустила свой бюллетень в прозрачную глубину урны. Коля, сидящий рядом с урной, явно узнал её. «Опять забыла ленту в ЦУМе купить! Зараза…» - мелькнула в голове мгновенная мысль.
- Мартоша! – рядом замелькали любимые лица Еленки и Антона. – А ты как здесь оказалась?
- Об этом я вас спросить хочу? – Марта с удивлением глядела на друзей. – У вас же совсем другой район.
- Наш участок перенесли в гимназию… - рассудительный умница Антон всегда сохранял спокойствие в отличие от экспрессивной и энергичной Еленки.
- У меня предложение! – Еленка сияла. – Здесь ещё Таша… Где-то в кабинках. Давайте, зайдём в маркет, наберём в нашу избирательную урну всяких вкусностей и проведаем Маргаритку. Женя до утра будет на своём посту. У него участок на территории бассейна. А Маргаритка приболела. Помните, как мы к ним ходили на прежних выборах? Так весело было!
- Я не ходила… - Марта неуверенно пожала плечами. – Это же был Хэллоуин. Себастьен бы обиделся.
- Ну, так как… поддержим традицию?– Еленка махнула рукой. - Таша! Мы здесь!..
…Радостной толпой они ввалились в Маргариткин подъезд. Старенькая консьержка удивлённо глядела на прилично одетых дам, смеющихся и шалящих. Отвечая на немой вопрос, Марта приостановилась:
- Мы с избирательного участка! Вы уже голосовали?
Консьержка вдруг резко побледнела, дряблые складочки у губ поползли вниз:
- Нет, родимые, но уже бегу… уже бегу, - испуганно засуетилась она, решив, что напоролась на контролеров. – Отработаю… до последней копеечки всё отработаю…
Друзья не ожидали такой неадекватной реакции: громкий хохот запрыгал по грязно-белому потолку и тёмно-зелёным стенам Маргариткиного подъезда.
Маргариткин дом – уютный и персиковый – любил гостей. А гости любили Маргариткин дом с тёмно-голубыми диванами, комодами, книжными полками и занавесками из органзы. На журнальный столик посыпались банки с маслинами, шампиньонами, солёными огурчиками, фасолью, ржаные булки с изюмом, лимоны, коробки с конфетами и вафельным тортом, полкило сыру, сырокопчёная колбаса, зелень и красное сухое вино. Чай закипал. Гости потирали руки, когда Маргаритка включила телевизор, где подводились итоги очередных экзит-поллов:
- По неофициальным данным существенный перевес на стороне кандидата от «Партии регионов»…
Стол разразился радостными воплями. Друзья поднимали бокалы, дружно звеня стеклом. Марта прикусила губу… И как она сразу не сообразила… Девчонки же за бело-голубых… Зачем она пришла?.. Но они такие всегда родные, такие славные… Нет… не сегодня… Надо, пожалуй, уходить…
- А где твой бокал? – заботливая хозяйка Маргаритка захлопотала.
Мартино сердечко сжалось. За грудиной, словно кол, давила и тянула килограммовая гиря. Впервые за долгие годы ей было неуютно, дискомфортно с близкими людьми. Хотелось сбежать, а ноги не слушались: и она продолжала сидеть, кусая губы, слушая двусмысленные шутки и реплики, видя вокруг ликующие лица – «Партия регионов» семимильными шагами двигалась к успеху. Да как они не понимают свою неправоту?.. Нет, не понимают. И объяснений не слушают…
- Ну, за победу… - Антон поднял бокал.
Марта, наравне со всеми, протянула рюмку к середине стола:
- За… нашу победу.
Звонок прервал трапезу, и в коридор ввалилась запыхавшаяся Сашка:
- Вы слышали? Полный триумф! Уже сейчас ясно!
- Штрафную Сашке, - Маргаритка накладывала на чистое блюдце салат, сыр и маслины.
- Мы с Антоном только из Киева… - Еленкины глаза блестели. – Нас там спрашивают – вы с юга? Как же вы можете голосовать за Януковича? Вся настоящая интеллигенция Киева голосует за Ющенко! А я им – а кто вам сказал, что настоящая интеллигенция находится в Киеве?
Телевизор продолжал вещать:
- …О криминогенной обстановке в стране. В Тернополе из огнестрельного оружия был застрелен милиционер ГОВД…
Над столом повисла непрочная тишина. Еленка натянуто улыбнулась:
- Ну, вот… что я говорила… начинаются беспорядки… - и многозначительно глянула на Марту.
Марта задохнулась от неожиданности – она больше была не в силах сдерживаться:
- Если говорить о беспорядках, то они скорее свойственны бело-голубым мафиози!
Таша свела брови:
- Ну, это точно неправда…
Все дружно заспорили, стараясь переговорить друг друга, когда новый пронзительный звонок оборвал разгорающийся скандал. Женька – голодный, но довольный - быстро сбрасывал куртку:
- Я на минуточку… Только пообедаю и назад…
- Ну, как там… - посыпались вопросы.
- Держимся… Два автобуса подогнали с открепительными талонами. Там у нас парочка наблюдателей от «Нашей Украины». Вот думаем, куда бы их сплавить, чтобы шум не подняли.
- Вы уж там давайте, - Маргаритка лукаво подмигнула, - подмахните…
- Сделаем всё, как надо…
Марта позеленела от ужаса... Да как Маргаритка не понимает, что говорит!.. Домой!.. Больше нет ни сил, ни эмоций… Еленкин взгляд был ледяным. Таким его Марта, пожалуй, и не помнила. Таша и Сашка отворачивались, пряча глаза. Маргаритка стояла у двери:
- А может, посидишь ещё?
- Нет, милый… Ночь на дворе. Да и дома меня уже потеряли…
Лишь за дверью, прижавшись к холодной тёмно-зелёной стене Маргариткиного подъезда, Марта с облегчением выдохнула. Словно мешок картошки с плеч сбросила. Горько-то как… Не верится… Не верится… Кто бы мог подумать?!.. Так заблуждаться! Так реагировать!.. Она и сердилась, и негодовала, и сожалела одновременно. Ресницы зачесались. Щёки увлажнились.
Марта заснула лишь с рассветом. В темноте ей мерещились неприязненные взгляды девочек. Утро было хмурым. День прошёл безрадостно. Вечером Душенька распахнул свой кабинет:
- Представляешь, зайчик, всю ночь на Площади Независимости народ стоял. Ночью ЦИК объявил, что по предварительным подсчётам лидирует Янукович. Ющенко поехал к председателю комиссии Кивалову, а после разговора с ним созвал пресс-конференцию, где заявил, что не доверяет подсчётам Центризбиркома, что выборы выиграл он…
- Да, ну!.. И что?
- И призвал своих сторонников собраться на Майдане Незалежности, защитить своё волеизъявление!
- Неужели революция! – ахнула Марта.
- Не знаю… У нас нет Пятого канала, а все остальные выдают проправительственную информацию. В интернете пишут, что к обеду в Киев ввели бронетранспортёры, а также 45-ть автобусов с правоохранительными силами и спецназом…
- Зачем?
- Оградить, как говорят чиновники, демократию от народного бунта.
- Не смеши меня! Как можно оградить демократию от народа… Демос – и есть народ!
- Ты не понимаешь, что это означает…
- А что это означает?
- Здания администрации президента и Центральная избирательная комиссия отрезаны от сторонников Ющенко. Там уже молодёжь из «Поры» палаточный городок разбила. Палаток не меньше пятидесяти. Начат сбор средств в поддержку протестующих. Противостояние сил…
- Боже мой… Кто бы мог подумать… Надо что-то делать… Поехали, Душенька! А? Поехали!
- Да ты что! Если начнут стрелять и все ринутся бежать, вас с Себастьеном просто растопчут…
- …Может, какой-то расчётный счёт есть, куда деньги надо перечислить?
- Не знаю, пойду, гляну…
Через пять минут, смеясь:
- Нет, ты представляешь… Президент России поздравил Януковича с победой!
- А разве тот победил?
- М-да… Похоже, президент поторопился…
Всю неделю Марта болела сердцем. Никак не могла забыть она Еленкин ледяной взгляд. На Душенькином предприятии под шумок разгребли бело-голубую агитацию. Администрация уже не рукоплескала, она выжидала. Городок гудел. На центральной площади в пять часов вечера ежедневно стали собираться немногочисленные сторонники «Нашей Украины». Марта не могла удержаться. Она бежала к площади в надежде всё-таки получить оранжевый флажок или ленточку, которых днём с огнём невозможно было достать. Миновав маркет, она выскочила на широкий тротуар, обсаженный голыми деревцами, когда впереди, метрах в двадцати от себя, заметила Аннушку – старинного друга и соратника. Аннушка также увидела Марту и широко раскрыла объятия:
- Мартоша, Мартоша… оранжевая чума наступает… - простонала Аннушка, глядя добрыми, круглыми глазами, как неумолимо и стремительно нависает над другом Марта.
…Митинг собрал человек пятнадцать. Тёмные сумерки оградили новоявленных оппозиционеров от любопытных взглядов горожан. А Марта бежала домой с уловом. Наконец-то она добыла оранжевую ленту, несколько наклеек с подковкой да надписью «Так!» и флажок с обрезанным пластиковым древком. Конечно, хотелось бы флажок без ущерба, но Марта была непритязательна и ликовала, словно получила билет на президентскую ёлку, представляя, как обрадуется Душенька подаркам. Она быстро набрала мобильный номер:
- Милый, ты где?
- Я – в маркете…
- Ух, ты… Да я же в двух шагах от тебя. Сейчас буду… До встречи!
Они, как назло, выбирали апельсины, когда рядом возникла красавица Валентина:
- Привет… Ты откуда?
- Да вот… с оранжевого митинга… идём, - Марта даже договорить не успела.
Валентина на своих красивых длинных ногах отпрыгнула от неё, как от прокаженной, не прощаясь, резко врезалась в группу покупателей, чем вызвала удивлённые взгляды, и мгновенно растворилась в толпе. Марта обескуражено глянула на Душеньку. Тот криво улыбнулся.
Клеенчатую ленточку и флажок Марта берегла. Она повязала бант на шею любимому плюшевому коту Людвигу, бережно вложив в его серые лапки оранжевый стяг. Пусть коротковатый, но такой солнечно-революционный! На днях она забежала в ЦУМ, где, таки, выбрала себе три метра ярко-апельсиновой атласной бейки – а чего мелочиться. Именно её она надеялась привязать к сумочке во время походов по магазинам или в школу к Себастьену. Но Душенька как-то слишком резко заметил:
- Ты, зайчик, в своём уме?
- А что?
- Не делай этого…
- Но почему? Так я выказываю свою позицию и поддерживаю оранжевое движение…
- Ты хочешь, чтобы тебя где-нибудь за углом по голове стукнули? Сними… пожалуйста… Подумай о нас с Себастьеном.
Мобильный телефон отвлёк Душеньку от нотаций:
- Кто говорит? Оператор МТС?.. Какие акции?! Почему вы до сих пор не на площади? Бросайте всё и мчитесь на Майдан!
…Сегодня поутру Марта собиралась в гимназию и мучительно думала – повязать бантик из апельсиновой бейки или не повязывать. Вопрос оказался не таким уж простым. И даже не потому, что Марта боялась очередных избиркомовских громил. Сидя уже в куртке за круглым столом и глядя на свою чёрную сумку от «Ecco», она отчаянно соображала – стоит ли заявлять о своих взглядах в школе Себастьена, где ему ещё учиться четыре года. Она мужественно повязала бантик и расправила его крылышки, а потом – задумчиво дёрнула за хвостик, и лента расползлась мятой змейкой. И вновь Марта аккуратно затянула узелок на ручке сумки. И вновь распустила оранжевый шнур. Затем вскочила, боясь передумать, быстро, от греха подальше, сунула ленточку в тёмную глубину текстиля, и выпрыгнула за дверь…
…Гимназические коридоры были пусты. Марта медленно шла вдоль бледно-розовой стены, когда из-за поворота прямо на неё вынырнула хрупкая и изящная дамочка – классный руководитель Себастьена, украиновед. Её стройные ноги до круглых коленок обтягивала юбка-карандаш, а выше… Марта замерла. Педагог была одета в ярко-оранжевую трикотажную кофту. Они мгновение смотрели друг другу в глаза.
- Позвольте спросить, Алёна Игоревна… - Марта запнулась. – Цвет вашей кофточки… это необычный дизайн или… ваша гражданская позиция?
Алёна Игоревна сжалась, словно группируясь перед прыжком:
- Конечно, гражданская позиция, - она с вызовом поджала губы, готовясь к отражению атаки.
Марта молча протянула ей ладонь для рукопожатия.
- Марта Романовна… - Алёна Игоревна задохнулась от удивления. – Марта Романовна… Вот уж не ожидала!
- Да почему же, - Марта улыбалась.
Алёна Игоревна сдержанно опустила глаза.
- Неужели потому, что я русская?
- Простите, Марта Романовна… - Алёна Игоревна вновь сжалась – теперь уже от какой-то внутренней безысходности. – Вы себе не представляете, как нам тяжело. Нас ведь всего несколько человек по всей школе. Я, Инна Станиславовна и ещё пара педагогов. Инна Станиславовна волосы выкрасила в рыжий цвет в знак солидарности. Я вот… кофту оранжевую ношу. Представляете! У меня мама - педагог с тридцатилетним стажем. Папа – профессор. Я, когда в школе училась, всегда участвовала в научных конференциях, работы писала в малой академии наук… И потом, в институте… А тут… меня в учительской… быдлом назвали. Меня!.. Представляете…
- Успокойтесь, Алёна Игоревна… Они вам просто завидуют, потому что вы и умница, и красавица… И я вам завидую…
Алёна Игоревна удивлённо поглядела на Марту.
- Завидую… - Марта тяжко вздохнула. – Вот вы не побоялись кофточку надеть, отстаиваете свои взгляды… А я… А я ленточку оранжевую в сумку спрятала… на самое дно – всё о последствиях думаю.
В это мгновение из секретариата выглянула директор гимназии, и, приметив Марту, махнула рукой:
- Заходи!
Марта была желанным гостем, ибо на ней держался школьный журнал - издание толстое и солидное, спонсором которого был неизменный и терпеливый Душенька. Марта тихо прошла в директорский кабинет.
- Нет, ты представляешь… Мой сын только что вернулся из Киева… Там такое твориться… Весь центр загадили! Повсюду бочки с углем, туалеты за каждым углом… Такое безобразие! Один дед к нему подошёл и начал говорить, что если мы, оранжевые, к власти придём, то всех вас – голубых, к стенке поставим!
Марта чуть не подпрыгнула – это же настоящая провокация! Она уже слыхала о подобных проделках восточных гонцов… да вовремя поймала себя за язык, ёрзая на мягком офисном стуле.
- Терпеть их не могу, - не унималась шефица, - А тут у нас тоже дебаты начались. Осетинский пришёл в школу в бело-голубом шарфе, а кто-то из старшеклассников настучал ему за это по голове. Не признаются, молчат, как партизаны. Но мы это так не оставим… И педагоги наши распоясались. Вы видели Инну Станиславовну? Она волосы в рыжий цвет покрасила… До чего дошло… Я собрала педсовет и строго-настрого запретила устраивать в гимназии публичные дискуссии. Школа не место для революций…
Марта же, слушая в пол уха директорские сетования, с облегчением втихомолку радовалась – как хорошо-то, что я ленточку не повязала… Как хорошо-то…
Вечером ей стало совсем гадко. Ёлка мигала разноцветными огоньками, Себастьен доедал рождественский пирог, запивая его чаем с молоком, а Марта… Марта, словно обиженный енот, забилась в дальний угол детской и сидела, нахохлившись, переживая и жалея себя. Душенька несколько раз склонялся к ней:
- Ты не заболела, зайчик?..
Себастьен удивлённо поглядывал на мать:
- Мигрень? Хочешь, массаж сделаю?
Марта лишь капризно морщилась в ответ, когда по комнате прокатился гул телефонного звонка.
- Привет… - Ариша не забыла друга перед решающей баталией. – С Рождеством! Удачи, удовольствия, удовлетворения… Как дела?
- Совсем… хреново, - Марта чуть не плакала. – Так тяжело… так невыносимо тяжело…
- Что случилось?
- Ты сначала скажи… на чьей ты стороне, - Марта была здорово расстроена, но пока ещё что-то соображала.
- Мы с Караваевым за тебя… На все сто! Нам бы только ночь простоять, да день продержаться! – она рассмеялась.
- Господи, Ариша… - Марте было не до смеха. - Ну, хоть одна хорошая новость… Всё мерзко, всё отвратительно, по всем фронтам фиаско! Когда меня последнее время кто-то спрашивает, на чьей я стороне – стараюсь отмалчиваться. Горький опыт. Распугала весь народ. Смотрят, как на преступника или как на шизофреничку. Дичатся… Нервы сдают… Веки по ночам дёргаются… С Еленкой – глухое противостояние. Сердце из груди выпрыгивает. Так обидно… А в заключение всего… сегодня я долго размышляла, когда в гимназию к Себастьену собиралась, – повязать мне оранжевый бантик на сумку или нет, а потом передумала - не повязала.
- Это не наказуемо, - рассудительно вставила Ариша.
- …Это не всё! – Марта ощутила в груди набирающий обороты жар. - Оказывается наш директор – активный сторонник «Партии регионов». Я этого не знала, но… но сидела и про себя радовалась, что осталась без бантика… Понимаешь, радовалась! И молчала… Только повторяла время от времени – ничего-ничего, всё обойдётся… Как это называется?! Конформизм, предательство, отступничество!
- Это называется, - Ариша была абсолютно спокойна, - чувство самосохранения. Зачем тебе светиться? Себастьену ещё, сколько в этой школе учиться?
- Четыре года…
- Вот, четыре года… Зачем, спрашивается, тебе лишние неприятности?
- Нет, ну, ты понимаешь… если бы мне, как Алёне Игоревне было двадцать пять – я бы не задумываясь и кофточку оранжевую надела, и бантик повязала… но мне сорок… и я – не могу…
- Правильно… Потому что к своим сорока годам ты помудрела, девушка, и за всей этой суетой видишь свои дальнейшие пути. В конце концов, завтрашним голосованием жизнь не обрывается… А Еленке – позвони… Она, наверняка, ждёт звонка… Кстати, слыхала новость? Женька вышел из «Партии регионов». Завтра у Маргаритки будет весело!
Поздно вечером Марта неуверенно набрала Еленкин номер. Сердце гулко стукнуло за грудиной:
- Еленушка?.. Прости, что так поздно.
И на другом конце провода осторожно-полувопросительное:
- Ничего.
- …Я так больше не могу, - слёзы вдруг брызнули из глаз. – Я много думала… О нас… Обо всех нас… И пришла к такому заключению… Чтобы не случилось, какая бы сторона не победила… это не должно отражаться на наших отношениях. На дворе 21-ый век! Мы же не в девятнадцатом году… Хотя сейчас я, пожалуй, могу понять, как это происходило тогда…
И Еленкин срывающийся голосок в ответ:
- Да! Я тоже… Я тоже думала об этом! Все эти дни… и ночи… Так тяжело на душе, так тоскливо…
- Давай просто договоримся, мой дорогой: при наших встречах – никакой политики!
- Верно! Не позволим им разрушить наши отношения!..
Следующее утро принесло автоматную очередь новых телефонных сигналов:
- Тата?! – папа дотянулся голосом из Москвы. – Ты уже голосовала?
- Да нет ещё…- зевая, - мы только встали с Себастьеном…
- Вы уж там не подведите, ребята, голосуйте правильно…
- Как это? – Марта с трудом разлепила сонные веки: за окном всё ещё дрожала снежными сумерками зимняя ночь.
- Как же ещё можно – у вас выбора нет… за Януковича, конечно… А то эти националисты вам там устроят…
И чтобы не огорчать отца:
- Хорошо, папа… не волнуйся… мы разберёмся…
Через десять минут трубка опять заливалась требовательным звоном на весь дом:
- Мартоша? Доброе утро… – звонил старый знакомый - журналист Владимир, которого Марта знала со времён работы в городской газете. – Ты не подскажешь телефон Ули? Она мне очень нужна.
- А можно узнать, если не секрет, для чего? – Марта всегда отличалась любопытством – профессиональным качеством бывшего репортёра. Она задумалась на миг: художница Уля была известна городской общественности… Агитация запрещена… В качестве рекламы? Кого или чего, интересно...
Владимир же не пылал особым желанием делиться информацией:
- Да тут в нашем штабе ей подработать предложили…
- В каком штабе?
- «Партии регионов», естественно…
- Ясно, - Марта усмехнулась, листая телефонную книгу. – А ты там тоже… подрабатываешь?
- Я там официально работаю с самого, что ни на есть, начала избирательной кампании…
- Понятно, - и отыскав Улин номер, - записывай, Владимир.
Благодарный Владимир сопел в трубку, выводя за Мартой важные цифры:
- Кстати, ты уже голосовала?
- Нет, пока… Мы завтракаем… Как Себастьен кашу осилит, так и отправлюсь.
- А если не секрет, - Владимир также отличался профессиональным любопытством, - за кого будешь голосовать?
Марта вновь хмыкнула. Ещё вчера этот вопрос поставил бы её в тупик. Брошенная и одинокая, неуверенная в собственных силах, без друзей, без поддержки, в вакууме непрочных приятельских связей, беззащитная перед нетерпимостью и хамством… она бы не посмела сказать о своём выборе. Пресловутое Аришино чувство самосохранения… Но сегодня… В памяти мелькнули голубые глаза Алёны Игоревны, её юный румянец на щеках и эпатирующий школьное братство апельсиновый трикотаж… Сегодня… Мартины скулы вспыхнули. Виски вспотели. Кудри бесшабашно встали торчком. Она гордо распрямила розово-пижамные плечи, словно Владимир мог наблюдать её метаморфозы.
- За оранжевых, Владимир… - она физически ощутила, как дерзость и самолюбие забурлили в густой русской крови. - За оранжевых, милый друг… Глубокое, длительное молчание воцарилось в трубке, а потом тихий, испуганный голос:
- Да ты… контра?!
И звонкий Мартин смех, разорвавший уютную тишину квартиры:
- Да, Владимир: я – контра!
Себастьен с радостным удивлением оторвал голову от тарелки с пшённой кашей на сливках: когда мама смеётся, на душе становится легко и спокойно.
…Марта стояла у зеркала, припудривая нос и подводя морковной помадой губы. Последний штрих – янтарная флёрдоранжевая вода в пузатой колбе, расписанной по канту матовыми стрекозиными венчиками и мелкими листочками, с серебристым дозатором и прозрачным колпачком: Душенькин подарочек к Рождеству. Пришлось раскошелиться. Дорогая, собака такая! Как, впрочем, и любая косметика с берегов Сены… На свету чуть темнеет. Вот, как сейчас – постепенно приобретая солнечный оттенок. Марта до ноющей боли где-то под рёбрами любила пряную, сладкую горечь флёрдоранжа. Буквально - наваждение до головокружения… Содержится в белоснежных цветках померанца: горького апельсина… Апельсина? Марта задорно улыбнулась – даже эфирное масло у неё и то апельсиновое… Знай наших! Едва брызнув драгоценную каплю туалетной воды на пульсирующую точку запястья, она медленно поднесла ладонь к лицу, глубоко втягивая завораживающий аромат… Освобождение… Марта мотнула кудрями, словно просыпаясь. И что это я? Всё будет замечательно… Через четыре дня Новый год: столько радости впереди. 2005-ый у нас, по-моему, год Огненного Петуха? Прощай, Синяя Обезьяна. Ступай себе с миром… Нет. Сегодня я не пойду к Маргаритке… Бой традициям! Довольно слёз и разочарований! Начинаем новую жизнь! С чистого листа!.. Ариша сказала, что непременно отправится туда с Караваевым, захватив «Фанту» и пару килограммов самых ярких цитрусовых - она твёрдо решила повеселиться. Пусть шалят, но уже без Марты. С неё хватит избирательных игр… И вдруг неожиданно для самой себя тоненько затянула пару строк из Иващенко с Васильевым:
Всей Землёй можно пропеть без дирижера, Если жить и от души, и с головой!..
Она длинными пальцами осторожно подправила полосатый бело-оранжевый шарф, связанный неделю назад талантливой модисткой Оксаной и беспечно намотанный на обнажённую шею… Так! Будет вертеться у зеркала. Солнце встало. Пора!
Из воспоминаний Ходырева В.Г.:
прим. Ходыревы это Ариша Караваева и Караваев